🙌🏻🙌🏻🙌🏻 Нюта Федермессер: Сегодня возвращаемся с командой из Хабаровского края. Неделя очень интенсивной работы, 7 ночей плохого сна, при этом каждая на новом месте, да еще 3 из 7 в самолете и поезде. Мы очень устали. А я который день хожу с отвратительным вопросом в голове: КОМУ И ЗАЧЕМ ВСЕ ЭТО НАДО?
Мы разбились на две группы и в общей сложности за неделю довольно глубоко проанализировали работу 11 отделений паллиативной помощи, трёх интернатов соцзащиты, разбирались с качеством оказания медицинской помощи в тюрьме для людей, отбывающих пожизненное заключение. И, знаете, что? Тюрьма с романтическим названием «Снежинка» оказалась лучшим местом из всех увиденных. Я не шучу.
В «Снежинке» медчастью управляет Ольга Владимировна - замечательная, живая, с горящими глазами. ЕЙ НЕ ВСЕ РАВНО. Кажется, В ЭТОМ КРОЕТСЯ ОСНОВНАЯ ПРИЧИНА ТАКОЙ РАЗНИЦЫ с другими учреждениями. Тут и истории болезни ведутся достойно, и лекарственное обеспечение на пару голов выше, чем в ПНИ или районных больничках, и обращение за помощью к узким специалистам проходит без сбоев, хоть и медленно.
С нами ездил онколог и специалист по паллиативной помощи Михаил Ласков. В амбулатории при тюрьме он вместе с Ольгой Владимировной (за которой закреплены все тюрьмы Хабаровского края и Еврейской Автономной области) осмотрел четырех пациентов. Трое из них были записаны на плановый приём, еще одного мы пригласили специально, увидев в его медкарте регулярные отметки о жалобах на наличие болевого синдрома. Кстати, отметки в историях о боли мы видели только в тюрьме и в онкодиспансере. Правда, в тюрьме мужику сразу назначили карбомазепин (у него воспаление тройничного нерва), взяв его в тюремной же аптеке, а в онкодиспансере обезболивание тормозится отсутствием знаний по изменениям в правилах работы с наркотиками (или ленью).
Понимаете, меня гложет эта мысль: ЗАЧЕМ-ЗАЧЕМ-ЗАЧЕМ я мотаюсь по стране, трачу здоровье и силы, не вижу детей, если, по сути, дело меняет лишь наличие в структуре толкового руководителя и нескольких неравнодушных сотрудников. А наши поездки. если что и меняют, то только в Нижнем и в Севастополе, потому что туда мы мотаемся чаще обычного. Ну и потому, что там есть те самые неравнодушные. В этот раз вместе с Михаилом Ласковым и Александрой Тупик (специалистом по защите прав заключённых) неравнодушных мы встретили в тюрьме…
В Хабаровском крае новый вице-губернатор по социалке - Евгений Леонидович Никонов. Я его еще по Москве знаю. Ему наша тема небезразлична и хорошо известна, и в Хабаровске он сразу взялся за паллиатив. Но он один, а забот тысяча. Хотя и при таком раскладе он нашёл инвесторов, те отправили к нам в Москву учиться будущего главврача и заведующую, отремонтировали здание старого роддома, навели там уют, закупили оборудование и вот-вот получат лицензии и откроют первую в Хабаровске полноценную выездную паллиативную службу и небольшой стационар на 15 коек. Но Хабаровский край огромный, до Николаевска-на-Амуре два с лишним часа лёту… Что им там этот крошечный хоспис 😞
А все отделения паллиативной помощи по региону - словно доказательство нашей бессмысленности. Пациенты на койках непрофильные, а умирающие от рака с болевым синдромом находятся или дома, или в краевом онкоцентре, где всего 20 нормальных паллиативных коек. Выездных служб в регионе нет, обезболивания на дому нет, выписки рецептов у постели больного нет. В детском паллиативе более 50% всех нуждающихся детей находятся в интернате в Хабаровске. А главный (и единственный) специалист живет в Комсомольске-на-Амуре. В результате, с момента признания этих детей нуждающимися в паллиативной помощи полтора года назад врач по паллиативу их так ни разу и не видел…
А еще жители ПНИ, в отличие от заключённых в "Снежинке", живут и по 8, и по 10, и даже по 17 человек в комнате, а в "Снежинке" - по 2 и по 3. У жителей ПНИ права на приватность нет, а у зэков - есть. Их параши за ширмой, и камере видеонаблюдения туда не пробраться. А в ПНИ сортиры стоят в ряд без перегородок, и дверь в коридор всегда открыта.
Заключённым родственники передают посылки с лекарствами и продуктами, у каждого есть личные вещи, своя персональная бритва, право выбирать и покупать продукты в тюремном магазине. Мы там видели и рыбные консервы, и сигареты, и йогурты. Видели не в магазине (он виртуальный), а у дверей камер, на полочках с личными вещами. В ПНИ такой роскоши нет. Но главное, вы не поверите, у заключённых тюрьмы «Снежинка» (как и у заключённых других тюрем нашей страны) есть права!!! Они имеют право жаловаться, общаться с адвокатами, выбирать и заказывать книги для чтения, писать письма, статьи (один, оказывается, там даже программу физподготовки специальную разработал и опубликовал). У жителей интернатов - у полумиллиона ни в чем не повинных людей, находящихся по всей стране под опекой социальной защиты (!!!) на наши налоги, да еще и отдающих 75% своей пенсии - всех этих нехитрых возможностей нет (редкие исключения, как известно, лишь подтверждают правила). Не говоря уж о том, что зеки ходят на работу, а для инвалидов и калек, для социальных сирот и просто неудачливых и несчастливых людей, проживающих в интернатах, работы нет… Нет для них ни ставок, ни зарплат… Думаю, на всю страну мы не наберём и 1000 трудоустроенных жителей психинтернатов.
И важно! Услышьте!! ОНИ, БЛ..., НЕ ОПАСНЫЕ ПСИХИ ТАМ! Опасные находятся в специальных, закрытых даже от «Регион заботы» психиатрических больницах. А это полмиллиона человек с умственной отсталостью, инвалиды детства, люди с синдромом Дауна, старички с деменцией и т. д. Невинные, одинокие, грустные, улыбчивые и доверчивые. Да, не Эйнштейны, но более 30% из них вполне обучаемые и работоспособные. Около 60% из них не нуждаются в круглосуточном присмотре. Они могут стричь газоны, мыть посуду, работать в клининге и в прачечной, могут шить халаты и маски, могут сажать цветы на городских клумбах, работать в гардеробе, могут санитарами или тесто месить на хлебозаводе, упаковывать посылки на почте и т. д. Часть сотрудников хозблоков ПНИ можно уволить завтра, проживающие легко справятся с уходом за собой и за своими более слабыми братьями по несчастью. Поверьте мне!!! Но зачем? Менять и перестраивать заведённый уклад - это напряг. Гораздо удобнее привычно использовать труд проживающих, никак не оформляя трудовых отношений. Они работают - мы отдыхаем.
РЗ (Регион заботы): Ты работаешь на кухне?
П (проживающий): Да. Работаю на кухне.
Д (директор интерната), жестко, но с улыбкой, глядя в глаза проживающему: Помогаешь.
П, доверчиво улыбаясь и прижимаясь к директору: Помогаю.
РЗ: Часто помогаешь?
П, с довольной улыбкой и пониманием собственной значимости: Часто, каждый день!
РЗ: А во сколько приходишь помогать?
П: В 8 утра.
РЗ: А уходишь?
П: В четыре часа дня.
РЗ: Как ты много помогаешь! Молодец! Спасибо тебе!
П: А можно мне пенсию на руки получать?
Директор молчит.
В одном интернате (не в этом регионе), неожиданно вернувшись обратно через полчаса после отъезда, мы обнаружили не только закрытую на замок дверь в отделение милосердия, но и закрытые на замок все комнаты-камеры внутри него. То есть мы уехали, персонал тут же всех запер без воды, питья и доступа в туалет - и ушёл. Мы колотили в дверь 10 минут, и открыли нам дверь не сотрудники отделения - изнутри, а не успевшая быстро уехать после нашего визита администрация интерната - снаружи.
Мне порой кажется, что вся эта система описана у Алексея Иванова в книжке «Пищеблок». Прочитайте. Директор интерната - стратилат. Сотрудники - пиявцы. Проживающие - тушки. А всем нам удобнее и проще ни вампиров этих, ни жертв их невинных - не замечать. И так много боли вокруг.
Два года назад, когда мы приехали в Хабаровский край первый раз, нашей целью было остановить строительство нового ПНИ на 400 коек в посёлке Некрасовка под Хабаровском. Остановили. И чё? Ничё… В старых деревянных бараках Горинского ПНИ, где очень дружелюбная и человечная атмосфера, провести полноценный ремонт невозможно.
Новое строительство «на северах» стоит диких денег, а людям там банально холодно спать ночью даже сейчас, страшно подумать, что же будет зимой… Расселить их при этом нельзя и некуда. Горин - их дом. Привычный, родной, уютный. Уезжать они не хотят. Да и для женщин в посёлке этот ПНИ - единственное место работы.
Сопровождаемое проживание в регионе только-только зарождается. Пару недель назад на Дальневосточном форуме подписали соглашение с ВЭБ.РФ, консультантом взяли Алексея Михайлюка Алексей Михайлюк. Это здорово. Очень. Но уже полтора года прошли без каких-либо изменений. В политических распрях. Хотя губернатор Михаил Дегтярев сегодня два часа честно вникал во все наши выводы и расклады, вспомнил мою лекцию о благотворительности и паллиативной помощи на курсе кадрового резерва. Только вот недееспособные жители ПНИ не голосуют и не протестуют…
ЗАЧЕМ же я езжу уже два с половиной года по стране, пишу посты и статьи, даю интервью и публикую адские фотографии, если со всей мощью ОНФ, репутацией «Региона Заботы» и профессионализмом наших экспертов нам не удаётся ни открыть интернаты для волонтеров, ни добиться повсеместного права на отпуск для этих несчастных (то есть права уехать из интерната к родне на какое-то время), ни продавить грамотное, в интересах проживающих, расходование их денежных средств, ни договориться с Минтрудом о появлении толковых и полезных документов по сопровождаемому проживанию, ни пробить закон о распределенной опеке? Зачем?… Я всё понимаю про информирование, про «сеять зерна», про гигантскую страну и неповоротливую систему, но я хочу видеть результат. Результат нашей работы.
Промелькнула надежда, что благодаря некоторым неравнодушным людям в Хабаровском крае тут этот результат все же возможен…
